Несколько лет назад взрослые ковчеговцы придумали и построили первый в стране деревенский драматический театр (см.: «Русский мир.ru» № 9 за 2014 год, статья «Театр, сочиненный актерами«. — Прим. ред.). Затем настало время детей «Ковчега».
— После нескольких постановок ко мне обратились некоторые родители с просьбой создать детскую театральную группу, — рассказывает Олег. — На тот момент у меня не было никакого опыта работы с детьми, да и вообще, детский театр я терпеть не мог. Практически всегда это театр неумений. Я называю его «театр снежинок». Когда в детском саду дети со сцены рассказывают стишки, поют песенки, крутятся в танце снежинками под умиленные взгляды своих родителей. Все довольны — и «снежинки», и особенно родители. Собрав детскую студию, я передал ее Лене (супруга Олега, выпускница Высшего театрального училища имени М.С. Щепкина Елена Нетребина. — Прим. авт.). Она с ними более полугода занималась, а после сделала небольшое представление «Цирк», где дети играли животных и дрессировщиков. Для многих это был первый шаг к театру, первый сценический опыт; один из артистов дрожал как осиновый лист и не хотел идти на сцену.
Чтобы сделать настоящий спектакль, требуются многие умения и иные ресурсы, но надо было попробовать. Я пришел к детям как режиссер-постановщик. Однако работа никак не клеилась. Репетиции, не успев начаться, заканчивались скандалами: дисциплины никакой, актеры ничего не умеют, отсутствует элементарное понимание и интерес к постановке. В конце концов в отчаянии я заявил, что больше с ними заниматься не буду. Пусть подрастут, созреют, тогда посмотрим.
Через какое-то время я осознал, что был не прав. Чтобы спрашивать с артиста результат, сначала надо его научить всему, воспитать. И тогда я вернулся в детский коллектив как педагог, а не режиссер. И сообщил, что спектакль мы будем делать по пути, а сейчас главное внимание будем уделять звуковым, пластическим и энергетическим тренингам. Действительно, большую часть времени мы тратили на изучение актерского мастерства, а потом занимались текстами, их разбором, распределяли роли. Зачинщиков балагана я сразу удалил из группы, дав понять, что требования к дисциплине будут самые строгие.
Дети были разного возраста — от 8 до 13 лет. А у детей, как известно, разница даже в один год может сильно ощущаться, а мне нужно было сложить единый коллектив с одинаковыми требованиями для каждого. В спектакле «Пятая гора» по роману Паоло Коэльо у меня играют вместе и взрослые, и дети. На одной из репетиций в отчаянной битве за качество актерской игры я сказал семилетнему Богдану: мне совершенно наплевать, сколько тебе лет, ты должен играть как настоящий хороший артист. Таков мой подход: дать всем одни и те же знания, приемы, умения, добиться осмысленного пребывания артиста на сцене.
— Вы два года подряд становились лауреатами и взяли Гран-при на московском фестивале детских и молодежных театров «Точка, точка, запятая». При этом было очевидно, что другого детского коллектива, переросшего самодеятельность, на фестивале нет. А за кулисами члены жюри задавали вам один и тот же вопрос: что вы такое с вашими детьми делаете?
— Ну почему же, на фестивале были интересные коллективы, стремящиеся оторваться от любительского уровня. Другое дело, что это юноши и девушки в возрасте 15–18 лет и старше. А наш театр по-прежнему самодеятельный, потому что в нем играют непрофессионалы. Я не могу дать своим артистам настоящую актерскую школу, пройдя которую они станут профессионалами. У нас нет педагогов, которые преподавали бы речь, звук, вокал, хореографию, сценическое движение. Я вынужден всем этим заниматься один и часто только в рамках того, что нужно для конкретной роли. Поэтому многие мои артисты, выйдя на профессиональную площадку других театров, к другому режиссеру, вряд ли смогут по-настоящему хорошо сыграть новую роль. Для этого надо пройти настоящую школу в театральном институте.
— Почти все награды у вас за «Сказку о царе Салтане». Почему? В «Алисе», по-моему, еще больше замечательных режиссерских находок: две Алисы — так что главная героиня не разговаривает сама с собой, не отдирает сама себя за ухо; неклассический текст сказки, очень живые фразы, остроумное словотворчество…
— А как поднимать на веревке вырастающую Алису? У нас в театре это возможно — на фестивалях такие технические возможности, как правило, отсутствуют. «Салтан» в этом смысле несколько проще, и что-то можно изменить. К тому же это наш самый первый спектакль, самый разыгранный. В этом спектакле представлены дополнительные возможности детей: игра на музыкальных инструментах, чечетка, вокал. Он нравится и детям, и взрослым, очень разным людям.
— Это особенно становится очевидно после недавнего посещения «Ковчега» международной делегацией. 48 человек из Европы, Азии, Южной Америки, ничего не понимающие по-русски, два часа с таким интересом смотрели «царя Салтана». Почему, кстати, вы решили показать именно этот спектакль, ведь в тот период в театре шла «Пятая гора»?
— Историю пророка Илии в «Пятой горе» очень тяжело воспринимать, не зная языка. К тому же нам удалось найти переводы сказки Пушкина на нескольких языках, и гости успели познакомиться с текстом, пока четыре часа добирались к нам из Москвы.
— В спектакле о царе Салтане есть неожиданные отступления. Что значит, например, появление на сцене какого-то огромного механизма под музыку Свиридова «Время, вперед!»?
— В этом месте сказки идет разговор о белочке, которая «песенки поет, да орешки все грызет». С появлением белочки княжество Гвидона так разбогатело, что уже нет простых домов: «Все в том острове богаты, // Изоб нет, везде палаты». Я понял белочку как некий живой механизм, который кует благосостояние жителей града. Мне послышался отголосок коммунистической идеи, отпечатавшейся в памяти моей пионерской юности. Отсюда и «Время, вперед!», гигантский механизм строителей коммунизма, который потом закручивается в паровоз, в стахановские рекорды, полет Гагарина…
— А знакомы ли нынешние дети с советским коммунизмом? Ты им эту сцену объяснял?
— Конечно. Актеры должны понимать все образы, которые играются. Да что там коммунизм? Взявшись работать с детьми, я был потрясен, что они не имеют представления об основных жизненных понятиях, об элементарных для нас вещах. Например, любовь. Их реакция при разговоре на эту тему детская — хихиканья, переглядывания, шуточки. Они знают, что такое любить своих родителей, бабушек, дедушек, но, в сущности, почти ничего не знают о взаимоотношениях мужчины и женщины. А ведь нам это надо играть. Или тема смерти. Оказалось, никто из них об этом не думал серьезно и даже ни разу в жизни не видел мертвого человека — только в кино. Приходилось многое рассказывать, объяснять. Разговаривая о добре и зле, подлости и коварстве, я брал примеры из жизни, которая их окружает, которая им известна, и тем самым сближал с материалом. Для меня это стало увлекательным. Мое озарение было в том, что театр детям необходим именно как способ прикоснуться к настоящей жизни, познавать ее.
— «Алиса» в этом плане изобилует предметами внежизненными. Все-таки в этой сказке присутствует какой-то единый смысл или же это просто набор фантасмагорий разума?
— Смысл — в сочинении «бессмысленного». Вся «Алиса» строится на перевертышах. Берется предмет, слово, понятие и все выворачивается наизнанку, все правила отменяются, все законы переузакониваются. Детскому сознанию это очень близко, и они получают большое удовольствие от «глупости». Для взрослых «Алиса» — это игра ума. Часто мы стремимся быть слишком умными, правильными, загоняем себя в рамки, но жизнь стремится к импровизации, ей хочется все расширить, перевернуть, отменить.
— А что такое игра «бестолкотня» и причем там рок-н-ролл?
— О «бестолкотне» написано только то, что они толкались, бегали, прыгали — ну, как обычно дети бесятся. Я думал: как это можно воплотить на сцене? Да они убьются и разнесут весь театр. И ко мне пришел образ безумной танцевальной вечеринки стиляг. Стиляги в этой истории очень уместны. Это же были люди, которые нарушали правила серой жизни. Они отменяли всю эту комсомольско-партийную правильность, чтобы смотреть в небо, а не только вперед. Они стремились к свободе во всем и творили «беспредел», разрушая «канон». Поэтому здесь рок-н-ролл и танцы «буги».
— В «Пятой горе» и взрослые, и дети играют горожан, воинов. При этом все удивительным образом сочетаются — дети не выглядят детьми. В чем секрет этого эффекта?
— Думаю, в исполнительском искусстве. Если мастерство взрослых актеров и детей одинаково высоко, то грань стирается. Много пришлось потрудиться, чтобы даже самые маленькие артисты смотрелись со взрослыми на равных. Эти мальчишки должны были стать воинами, но, доставая свои мечи из ножен, они опять становились мальчишками, которые играют в войну. Этот двойственный образ мне понравился. Пророк Илия, отговаривая военачальника от начала войны, говорит ему: неужели ты не понимаешь, что это войско просто самообман? Здесь реальность расщепляется, являются двойные смыслы. Сцена выглядит смешно и трагично. Смешно, потому что у военачальника от предстоящей схватки вскружило голову, и он перестает видеть реальность: дети с мечами совсем непохожи на воинов. Трагично потому, что они все будут безжалостно убиты.
У БЕЛОГО ШАТРА
Театр «Ковчега» стоит почти в центре поселения, у большого «детского» пруда. Тенистая сосновая аллея, ведущая к «общему дому», деревянная резная беседка, в которой во время антрактов работает буфет; классические чугунные светильники у входа в театр… А вот само здание совсем неклассическое — своеобразный белый шатер. Зато построен театр самими поселенцами, в основном актерами взрослой труппы и Олегом. Строили минимальными средствами — в Ковчеге тогда мало кто предполагал, что театральная студия примет такой широкий размах.
Проверку временем здание не выдержало. Для нашего климата сборный шатер не годится — как его ни утепляй. В общем, в «Ковчеге» подумывают о строительстве другого театра. А пока не ясно, откуда взять средства, актеры — теперь уже и дети, и взрослые — периодически собираются на субботники для поддержания «белого театра» в надлежащем состоянии.
Я пришел в театр за два часа до начала спектакля. Закулисная жизнь кипела. Юные артисты убирали театр, готовили зрительный зал, репетировали сцены, играли на балалайках, домрах, рожках, расставляли реквизит. В гримерке занимались внешностью Ксюша и Маша, играющие в спектакле по сказке Льюиса Кэрролла Алису.
«ЧЕМ НЕПРАВИЛЬНЕЕ, ТЕМ ПРАВИЛЬНЕЕ»
Ксюше Пановой 13 лет. Начала заниматься театром в 9. И сразу стала получать заметные роли — очень уж естественно смотрелась на сцене. Ксюше удаются разные образы: абсурдная Алиса, мудрый ангел-хранитель пророка Илии, гид с громкоговорителем, который ведет туристов Салтанова царства по достопримечательностям княжества Гвидона. Юная актриса приобщается и к театральной Москве, с интересом смотрит даже смелые постановки в «Школе драматического искусства». И жалеет лишь об одном: большинство спектаклей имеет возрастные ограничения и пока ей недоступны.
— Театр дает мне настоящее счастье, — говорит Ксюша. — Здесь — пространство радости, баловства, фантазии. В театре я познаю мир, открываю для себя новое. Здесь у меня наладилась речь, я стала общительной, со многими подружилась… Олег учит нас игровому театру — это особые творческие переживания. И мне хотелось бы развиваться в этом направлении, получить профессиональное образование, чтобы потом играть в театре и кино.
Маша Биглер первоначально относилась к занятиям в студии не столь серьезно.
— Я поняла, что значит для меня театр, когда его лишилась, — рассказывает она. — Мы с родителями вынуждены были уехать на целый год в Москву. На репетиции приезжать почти не получалось, я много пропустила, и спектакль о царе Салтане поставили без меня, хотя с самого начала я участвовала в постановке. Мне было так грустно, что, когда мы вернулись в «Ковчег», я стала заниматься особенно усердно, осмелела, старалась наверстать упущенное, получить главную роль в «Алисе».
— У Алисы в спектакле головокружительный темп: разные миры, масса движений, танцев, быстрых текстов. При этом я не заметил, чтобы вы с Ксюшей хоть раз запнулись или заговорились…
— В «Алисе»? Велика беда заговориться, — смеется Маша. — Главное — не терять нить игры. А ошибиться можно, ведь как говорит птица Додо: «чем неправильнее, тем правильнее». Другое дело — возвышенный образ ангела в «Пятой горе». Там не заговоришься. И постоянно контролируешь движения, чтобы все было плавно, ровно — никаких неуклюжих или лишних жестов. Помню, во время спектакля мне на шею села муха. Стою и думаю: как бы муху согнать?..
Сейчас Маше 14 лет, после девятого класса она планирует поступить в театральный колледж Олега Табакова. Родители Маши дочь готовы поддержать. Правда, сомневаются, действительно ли ей близко актерское искусство. Может быть, в театре «Ковчега» ее привлекает дружный веселый коллектив и мир творческих образов?
Катя Шевлякова — самая старшая участница детских спектаклей. И самая занятая. Семья Кати держит огромное хозяйство: лошади, козы, большой огород, сад… Встает Катя в пять утра и в летнее время едва находит возможность участвовать в театральных репетициях. Зимой — другое дело. Не только театром занимается, но и стихи пишет, рассказы, сказки. По поводу своего актерского будущего Катя всегда рассуждала философски: «как судьба сложится». Сейчас складывается так, что в будущем году Катя будет поступать в театральный институт. Для этого сейчас экстерном сдает экзамены в школе за десятый-одиннадцатый классы.
— Театр развивает человека в разных направлениях, — уверена Катя. — До постановки «Салтана» для меня, например, в этой сказке Пушкина не было ничего особенного. Теперь я вижу глубину, скрытый подтекст и стараюсь это увидеть, читая другие художественные произведения. А взять наших мальчиков в группе? До занятий в студии они производили на меня грустное впечатление: воспитание и поведение оставляли желать лучшего, собранности — ноль, не умели слушать, концентрироваться, работать командой. Теперь на них приятно смотреть: настоящие серьезные парни…
ИГРОВОЕ СОТВОРЧЕСТВО
Илья Богомолов — первый актер из детского театра, поступивший в театральный колледж Олега Табакова. Преодолел несколько отборочных туров, конкурс более ста человек на место. Наверное, взял комиссию блестящим степ-танцем из «Сказки о царе Салтане»?
— Степ я готовил «на закуску», — рассказывает Илья, — если вдруг комиссия попросит показать что-то дополнительно. Не понадобилось. Мастерам понравился номер на балалайке, видимо, сейчас это редкое явление. В третьем туре мне даже положенную басню рассказать не дали — сыграй, говорят, лучше еще раз на балалайке.
— В «Ковчеге» ты начал с игрового театра, теперь изучаешь школу психологического. У большинства актеров опыт обратный: сначала в учебном заведении психологическая техника, затем — игровая. Твою ковчеговскую базу в колледже оценили?
— Я предпочитаю не входить в образ, а играться с ним, находить свободу и импровизацию. В колледже это не всегда принимается. Задали нам, например, делать этюд на старика — без всяких подробностей, какой должен быть старик. Я ходил по городу, наблюдал за стариками. Решил показать в игровой форме, немного иронически. Мастера сказали, что такого старика не бывает. Нужно погрузиться в трагический образ старости, кашлять, еле-еле ходить — одним словом, стать стариком. А этим летом я был в «Ковчеге» и восстановил свои роли в «Алисе». Было непросто.
Ну а самым тяжким для Ильи отличием театрального колледжа от студии Олега Малахова стала жесткая конкуренция среди студентов.
— И не рассчитывай, чтобы кто-то помог тебе сделать этюд, — говорит Илья. — Долго я не мог к этому привыкнуть. Одно время решил: вопреки атмосфере буду помогать всем и таким образом изменю отношение. Не тут-то было! Вот, сдружился с двумя сокурсниками, так мы и держимся тройкой, стараемся поддерживать друг друга.
Конечно, в классической педагогике конкурентная среда — турбодвигатель обучения. Ковчеговская театральная студия и в этом смысле не классическая. По словам Олега, его коллектив — воплощение дружбы и взаимопомощи. Даже между Ксюшей и Машей, которые по очереди играют заметные роли во взрослых спектаклях, нет конкуренции — играя одну Алису, девочки еще крепче сдружились. Секрет развития театра «Малахит» не в борьбе, а в сотворчестве всех артистов.
https://rusmir.media/2017/12/27/malahit